Умер Борис Тенин

Извечно выигрышный на театре и именно в своей сценической традиционности подаваемый драматургом контраст натур: она держится за свое неблагоразумие, нарушает порядки, добирая последние дни, когда позволяешь себе быть шалой, посмеиваться, баловаться; он — порядлив, тяжеловат, устойчив.

В начале 1940-х гг., на гастролях ленинградского Театра Комедии, москвичи видели тот же дуэт: шла «Дорога в Нью-Йорк», американский сценарий для сцены чудно приспособил ЛеонидМалюгин, Сухаревская играла бежавшую из дома дочку миллионера, Тенин — практичного и хладнокровного репортера, доставшегося ей в спутники всех дорожных затей.

Психологический рисунок здесь был столь же четок, сколь и эксцентричен (СергейЮткевич, ставивший у Николая Акимова в 1943 г., рискнул вспомнить свое «фэксовское» прошлое). Спектакль был блестящ, пропитан всеми токами театральных культур и образцово общепонятен.

В «Старомодной комедии» была прелесть возврата к старой игре — эти двое, Тенин и Сухаревская, вели ее по памяти нежно, увлеченно, естественно. Приемы этой игры по-прежнему шли им, что их даже чуточку смущало.

Тенин (один из самых начитанных, самых образованных русских актеров) мог бы припоминать пушкинские строки: «Старик, по-старому шутивший отменно тонко и умно, что нынче несколько смешно»; он играл именно что тонко и умно, так, как ничто другое уже не играл. Пропитанность «бродячими токами» театральных культур вообще-то была присуща многим из поколения Тенина, но мало в ком она так сохранялась.

В том, что Тенин играл в свои поздние годы (он провел их в Москве — в Театре Сатиры, в Театре на Бронной и вот в Театре им. Маяковского), в его Шатовере из «Дома, где разбиваются сердца» Бернарда Шоу, в его бургомистре Илле («Визит дамы» Фридриха Дюрренматта), даже в его Мегрэ — вписанном в быт, безупречно достоверном, — при всей цельности этих работ в каждой гуляли эти легкие, вольные токи. Его школой были все школы, которые он прошел, — сколько их было.

Он играл в Вольной мастерской Всеволода Мейерхольда и в ГосТиме, был в «Синей блузе», в безвестном «Театре современной буффонады», четыре года — в Театре обозрений, четыре года — в мюзик-холле, без малого 10 лет у Акимова. Между прочим, преподавал клоунаду в цирковом техникуме. И — тоже как-то между прочим — сыграл заглавную роль в Человеке с ружьем (1938, реж. С. Юткевич) и имел Сталинскую премию за фильм Русский вопрос (1947, реж. М. Ромм). У Анатолия Эфроса сыграл старика Балясникова в «Сказках старого Арбата» Арбузова.

Техничный, надежный мастер, он обладал на сцене искренностью чувств и неким даром гуманности. После него осталась библиотека, коллекция экслибрисов, — собирание не было блажью. Он чувствовал в себе хранителя и в том не ошибался.